Моя родословная, часть 8

Однако, вернёмся к моим дедам и прадедам, к истории нашего, востриловского рода, о котором один из средних братьев моего отца, Иван Егорович, только последние 18 лет своей жизни (после того, как вырезали ему желчный пузырь и у него, по его же собственным словам, «из заднего места гроб показался») сумевший прожить без единой рюмки водки, убеждённо говорил:

— Хуже нет в Давыдове нашего-то рода! Кого ни возьми, одни только пьяницы, болтуны да бездельники!

Немалая доля правды в его словах, конечно, была — хотя, с другой стороны, натерпевшийся до своей смертельной болезни от чрезмерного пристрастия к рюмке, Иван Егорович не мог в этом «больном» для него вопросе и не преувеличивать.

Как само село Дальнее Давыдово всегда было только маленькой живой клеточкой огромной, безудержной в работе и пьянке России, всегда несло сквозь века все достоинства и пороки великого нашего русского народа, так и мой, востриловский, род ничем не лучше и разве только кое-в чем не намного хуже других давыдовских родов. И говорю я здесь о нем не по той причине, что он хуже или лучше, даже не столько из-за того, что в моих жилах течёт его кровь, сколько потому, что на примере жизни и смерти моих дедов и прадедов можешь ты увидеть, дорогой читатель, тысячелетний путь всей нашей великой и несчастной страны, своего собственного рода-племени — пусть и проживавшего не в Давыдове, а совсем в другом месте.

Вот взять хотя бы отношение к защите своего Отечества и к воинской службе заслугами своих предков, на поприще которой так любили в былые времена бахвалиться представители боярских да дворянских родов дореволюционной России. Испокон веков эта служба, продолжавшаяся в старину по 25 лет, была для крепостных крестьян куда более тяжкой, чем для господ офицеров, которых не только не гоняли за провинности сквозь палочный строй, но и пальцем никто не смел тронуть. Недаром в дошедших до наших дней старинных документах о рекрутских наборах уже со времён Петра Первого можно встретить немало сообщений о суровых наказаниях тогдашних «уклонистов» от фактически пожизненной службы в армии за «членовредительство». Да ведь ещё и не далее, как в прошлом веке, Н. А. Некрасов писал, что «ужас народа при слове „набор“ подобен был ужасу казни».

Впрочем, имён давыдовских молодых крестьян, занимавшихся «членовредительством», я за всё время своей работы в архивах почему-то не встречал. А вот запись о том, что ещё в 1785 году один из моих прадедов (правда, не по прямой линии — он, видимо, так и остался неженатым), 20-летний Архип Иванович Вострилов, был сдан в рекруты, в шереметевской ревизской сказке за 1795 год имеется. Правда, потом уже ни в каких других архивных документах отыскать его дальнейших следов мне не удалось. Может, он под предводительством А. В. Суворова участвовал в знаменитом походе русских войск через Альпы, штурмовал Сен-Готардский перевал и Чортов мост? Или под командованием М. И. Кутузова сражался с турками в подаренном нами недавно Украине Крыму? Или, заработав на нелёгкой царской службе чахотку, сгинул вдали от Давыдова в нищете во цвете лет?

Молчат о таких безвестных, не увенчанных пышными лаврами «нижних чинах» мёртвые архивы. Зато из «Имянного списка воинам Нижегородского ополчения» 1812 года, которым командовал известный в ту пору нижегородский вельможа, князь Г. А. Грузинский, документально точно известно, что активное участие в войне с Наполеоном принимали пять ратников из села Дальнего Давыдова. Двое из них, 20-летний Яков Семёнов и 18-летний Григорий Якимов, были из вотчины Гудовичей. Из вотчины же тогда ещё малолетнего графа Д. Н. Шереметева вместе с ними в Горбатовское воинское присутствие явились двое Востриловых: 34-летний Харитон Павлович и 17-летний Иван. Все они были зачислены во второй пехотный полк ополчения, которым командовал подполковник Равинский. Пятый давыдовский ополченец, 20-летний Иван Арефьевич Кербенев, попал в конно-казачий полк.

Особо следует сказать о 34-летнем Харитоне Павловиче Вострилове, который, кстати, приходился родным племянником вышеупомянутому Архипу Ивановичу Вострилову, сданному в рекруты ещё в 1785 году. Харитон Павлович был единственным зрелым, семейным человеком из всех пятерых давыдовских воинов. Дома у него, кроме родителей Павла Ивановича и Лукерьи Ивановны, а также уже женатого и отделившегося от отца брата Ивана, оставались ещё жена — солдатка Екатерина Ивановна и две маленьких дочери: семилетняя Евфимия и трёхлетняя Ксения.

Выступив из Нижнего Новгорода в самом конце 1812 года, Нижегородское ополчение (пешком!) прошло огромный путь через Муром, Киев, Варшавское герцогство, Силезию, Богемию, Пруссию и Саксонию вслед за отступавшей армией Наполеона. В основном призванные в него ратники выполняли вспомогательные задачи по прикрытию тылов регулярных войск, охране дорог и складов, конвоированию пленных. Однако в случае необходимости приходилось им вместе с регулярными русскими войсками участвовать и в боях с французами.

Например, когда после получения известия о поражении Наполеона в «битве народов» 4—7 октября 1813 года под Лейпцигом маршал Франции Сен-Сир во главе своего 14-го корпуса предпринял попытку прорваться из Дрездена в Гамбург, на соединение с войсками маршала Даву, путь ему, вместе с частями регулярной русской армии, преградили первый, второй и третий полки Нижегородского ополчения. За три дня кровопролитных боев, они понесли большие потери, но сумели штурмом взять Дрезден и не позволили врагу осуществить его замыслы.

Больше двух лет вместе со всем Нижегородским ополчением участвовали мои давыдовские крепостные предки в освободительном походе русских войск в Западную Европу и только после окончания войны, ранней весной 1815 года, вернулись домой. И долго ещё, наверное, хранили они в своих крестьянских избах латунные кресты, которые пронесли на своих ополченских шапках от родного Давыдова до Парижа.